Сколько мгновений протекло спустя одиночество — уже неизвестно. В осенне-зимней прохладе утонуло что-то очень важное. Способность излагать чувства в слова — способность чувствовать бесконечность, радость в мелочах. Пусть что-то и осталось — но эти колыхания души отставляются на второй план, далеко за повседневным. Приземлённость. Но кто же променяет любовь на одиночество, любовь, почти утерянную по глупости, кто променяет счастье вдвоём на неопределённость в одиночку? Когда мне стала ясна неисбежность потери, удалось очень быстро перестроиться на мысль об одиночестве — и всё показалось не таким уж плачевным. И теперь с горизонта исчезла возможность всё вернуть — шаги под осенним небом в полной отрешённости стихли. Теперь ничего не бросить просто так. Возможно, это и к лучшему. Ещё немножечко — и можно будет построить всё так, как хочется. Ещё чуть-чуть — и свобода. Относительно, но хотя бы так.
Сумерки окутали безмолвием на час раньше. Шаги листвы постепенно стихают, улеглись гниющими пластами на дорожки, спят под деревьями, досматривая свой продрогший, омытый октябрьским дождём сон. Даже ветер, словно смирившись с бесзвучием, старается не будить флюгеры, прожектор смотрит свой неспокойный сон. Пастельная синева под мёртвым телом туч непроницаема для пустого света какого-нибудь затерявшегося в тоске окна. Позавчера я, забыв о том, что можно было бы порвать со всем, боялась отпустить те руки, боялась расстаться с этими людьми, душевнее которых давно не встречала. Теперь всё кажется таким правельным, случается лишь то, что должно случиться, случайностей не бывает. Только небо не ошибается, пожалуй. Лишь оно не делает ошибок. Забыла, что чувствовала себя столь виновато перед тем, чьи надежды — если они вообще были — не оправдала. Только каждый идёт своей дорогой. И тот, кто оставил меня на моей — всего лишь прохожий, такой же, как сотни на улицах этого сонного города. Каждый из них по-своему врезается в летопись моей жизни, и те, кого мы пропускаем, отпускаем взглядом, те, кто не остановятся и кого не остановим мы — возможно, потерянные для нас души навеки. Кто-то из них, возможно — наша судьба. И одна отпустила меня. Ещё одна. Очередная. Так же, как я отпустила девочку без возраста и с тяжелейшим прошлым, которая так жестоко разбила меня. Жизнь кажется такой спокойной, поле, усыпанное васильками и лютиками, залитое сливочным солнцем, поле, которое таит под собой мины. И, тихо скользя меж травинок, подрываемся на этих минах. Девочка без возраста — глубокий океан с зелёной, горько-солёной водой, под которой дремлят вулканы. Она — вулкан чувств, темперамент её смешан с грязью, и всё это, похоже, последствия её прошлого. Только я теряла друзей, и, в отличии от неё, умею дорожить ими. Так и оставим теперь, она пройдёт дальше, а я буду смотреть ей вслед, потому, что мне не понять этого. Люди меняются, и можно жить с этими переменами, учиться любить, а можно — бросать, расбрасывая о нём яд. Чем она и займётся.
Солнце погасло где-то, где закончилось крыло облаков, где несут поезда чьи-то души. Зигбург-Амстердам, Кёльн-Париж, над этой землёй никогда не утихает гул самолётов, поезда грохочат по шрамам на ней. Птицы уносят в сирень сумерек чьи-то надежды о возвращении Лета. Оно не отошло, а погибло, задохнувшись пряными ароматами Осени. Осень, уличная девочка в старом пальто, скитающаяся по подворотням, таит в себе вульгарную даму, оголяющую иссохшее тело — где-то к Ноябрю. Несущая в себе мудрость вегетирующих душ, становится Зимой.
current music.: RoSSo - Hakkou